Сергей раньше работал ночным сторожем в столовой, которая находилась на улице Добролюбова, рядом с общежитием. Работа была «непыльная»: пришел, поспал и утром вышел. Но денег платили немного, так как брали только на полставки (по совместительству). И работа ему не нравилась, потому что было что–то унизительное в том, что ему, как кошке, оставляли на плите кухни тарелку с холодными котлетами и пюре, или макаронами, которые нередко были похожи на объедки. К тому же спать приходилось на приставленных пластмассовых стульях с вогнутыми сидениями. Зимой было холодно. Сейчас у Сергея была другая работа. Платили там намного больше и было, за что…
Ребята быстро собрались и побежали на станцию. В полупустом вагоне электрички разговор шел о пустяках. Иногда Сергей ловил на себе взгляд Гали, но она была спокойна, как будто то, что произошло ночью, ему приснилось.
Когда Сергей вышел с Валерой покурить в тамбур, тот неожиданно спросил:
— Я надеюсь, что у тебя с Галиной ничего серьезного?
— Почему ты спрашиваешь, — удивился Сергей. — В чем дело?
— Да так, ни в чем, — замялся приятель. — Мне бы не хотелось, чтобы ты увлекся ею.
— Ты что, знаешь о ней что–нибудь плохое? — настаивал Сергей. — Зачем же вы тогда меня с ней познакомили?
— Нет, ничего плохого, — испугался Валера. — Если честно, я ее почти не знаю. Она ведь подругой Риммы стала недавно.
— Ну, друг, давай выкладывай, о чем это тебе Римма не разрешила мне говорить, — настаивал Сергей.
— Понимаешь… Я думаю, что это, конечно, ерунда, — выдавливал из себя Валера. — Ну, в общем, она… старше тебя.
Сергей рассмеялся:
— Ты что? У меня нет собственных глаз? На сколько лет она старше меня, по–твоему?
— На год, — выдохнул приятель. И сам вдруг улыбнулся.
— Не морочь мне голову, — закончил разговор Сергей. — Я жениться завтра не собираюсь. А, если когда–нибудь соберусь, то возраст для меня будет иметь последнее значение. Пошли в вагон.
Прибыв в Ленинград, ребята в метро попрощались с Галей, которой надо было на Васильевский.
— Все было замечательно, — вдруг погрустнела девушка. — Спасибо вам, ребята.
— Мы еще увидимся, — попыталась ободрить ее Римма.
Галя посмотрела на Сергея. Он ей молча улыбнулся и сделал прощальный жест рукой…
Вечером, вместе со своим соседом по комнате Славой Ботвиным, Сергей отправился на работу. Когда они сошли с трамвая на Черной речке Петроградской стороны, часы над проходной завода «Полиграфмаш», показывали почти двенадцать. Из проходной выходили рабочие второй смены. Ребята прошли почти полупустой заводской двор и подошли к трехэтажному зданию котельной, над которой, как из крематория, валил из высокой трубы черный дым. В котельной находились три огромных котла, топившиеся углем. Уголь подавался в них автоматически, но зола от этих гигантских «кочегарок» периодически сбрасывалась вниз в подвал–штольню. Здесь и предстояло ребятам провести ночь.
Спустившись по лестнице вниз, Сергей открыл дверь подвала, и они вошли в «предбанник». Здесь в небольшой комнате, освещаемой голой лампочкой, висевшей под потолком, стояла деревянная скамья и рядом тумбочка. На противоположной стене были вбиты два крючка, на которых висела «рабочая одежда»: две пары замызганных брезентовых курток и рваных брюк, под которыми стояли разбитые кирзовые ботинки. У тумбочки под водопроводным краном находилось ведро с водой и веник. На тумбочке на клочке газеты лежало полбуханки черного хлеба, и стояла бутылка, в которой примерно на треть осталось еще водки. Рядом с бутылкой были две мятые алюминиевые кружки. Вероятно, предшественники отмечали «женский праздник» и позаботились о своих сменщиках.
В комнате было жарко. Жар шел от железной двери, ведущей в «зольную». Поэтому ребята быстро разделись, оставшись в трусах и майках.
— Ну что, выпьем сейчас, — спросил Слава, открыв пробку бутылки и понюхав содержимое, — или оставим на утро?
— Это зависит от того, кто дежурит первый, — ответил Сергей.
По инструкции следовало работать вдвоем. Но это было глупо. Всю ночь выдержать без сна в такой жаре было невозможно. Поэтому один спал, другой работал. Потом менялись. Спать приходилось на голой деревянной скамье. Но привередничать было нелепо.
— Если ты не возражаешь, — сказал вежливый Слава, — я сейчас вздремну. А потом ты.
— Ладно, мне все равно, — ответил Сергей, — Тогда ты пей и ложись спать, а я — потом, после своей смены.
Слава отмерил свою порцию в кружку, выпил залпом и закусил, ломая хлеб. Затем он растянулся на голой деревянной лавке, подложив под голову свою сложенную одежду и заснул почти моментально. Сергей остался один.
Вскоре он услышал звонок. Это означало, что пора вычищать котлы. Он натянул тяжелые грязные брюки и набросил на почти голое тело брезентовую куртку, голову прикрыл затрепанной армейской шапкой и открыл тяжелую дверь в «зольную». Это был длинный подвал, освещаемый только сверху раскаленными поддонами котлов. На бетонном полу были проложены рельсы, на которых стояла вагонетка. Одев на руки прожженные брезентовые рукавицы, Сергей подошел к вагонетке под одним из конусов. Взявшись за металлический рычаг, он открыл поддувало котла, откуда, разбрасывая жар и горящие угли, высыпалась в вагонетку зола. Теперь нужно было быстро закрыть люк, иначе попавший какой–нибудь уголек оставит щель, из которой будет сыпаться зола. После этого он взялся за железные скобы вагонетки и покатил ее под уклон к концу подвала. Сверху на плечи, на голову и спину сыпалась мелкая раскаленная зола. Горячая скоба вагонетки жгла через рукавицы руки. Подкатив вагонетку к концу колеи, Сергей, используя специальный рычаг, опрокинул ее в распахнувшиеся оббитые железом створки ворот проема. Зола оказалась на улице, откуда ее утром вывезут. На Сергея на несколько минут дохнуло ночной прохладой, и створки ворот захлопнула пружина. Он откатил вагонетку к другому котлу. После того, как были очищены все три котла, он вернулся в предбанник. Теперь в комнате ему показалось прохладно после пятнадцати минут, проведенных в аду. Он был весь мокрый. Окунув веник в ведро с водой он побрызгал на свое голое тело. Вода моментально высохла. Из принесенной с собой бутылки он плеснул в кружку воды и выпил, но вкус глотка не почувствовал.
Сергей сел на деревянный табурет, прислонился к стене и закрыл глаза. Спать было нельзя. Иначе прозеваешь звонок и тогда случится беда. Котлы работали на автоматике. Через сорок пять минут — все сначала…
После четвертой ходки в «зольную» Сергей разбудил напарника и сам занял его место. Когда он открыл глаза, Слава уже переодевался.
— Привет, — сказал он. — Поторопись. Пора сматываться.
Сергей быстро набросил свою одежду.
— Ты извини, — сказал приятель. — Я допил оставшуюся водку. Ты все равно ее сейчас пить бы не стал.
— Да, ладно, пошли, — отмахнулся Сергей.
Они вышли в утренний заводской двор, Навстречу им шли рабочие первой смены…
Время летело стремительно. По радио передали о выходе в открытый космос Алексея Леонова.
По утрам вместе с другими обитателями «Мытни» Сергей выскакивал из общежития, пробегал через продуваемый весенним ветром Тучков мост, затем мимо Биржи (Военно–морского музея), к зданию в античном стиле. Пройдя по галерее с колоннами, входил в просторный вестибюль и, сбросив пальто на руки знакомой гардеробщице, он влетал по широкой лестнице на третий этаж. Здесь располагался философский факультет.
Обстановка на факультете была необычная. На курсе Сергея было всего 25 человек, почти все — мужчины, прошедшие «огни и воды». Отношения преподавателей и студентов, которые, в большинстве своем, по возрасту, не намного разнились друг от друга, были доброжелательно–уважительными. Преподавателями нередко были аспиранты или только что защитившиеся «кандидаты». Учебников по философии еще не было, так что приходилось вести конспекты. На лекции некоторых из преподавателей аудитория набивалась битком. Приходили не только студенты с других курсов, но и с соседних факультетов. Слушали, открыв рот, забывая о конспектах. Это были настоящие «авторские» курсы, которые уже не повторялись. Занятия по специальным дисциплинам проходили на соответствующих факультетах: высшая математика — на математическом, физика — на физическом, физиология — на биологическом и т. д. Здесь альтернатива была проста: либо ходи на занятия, либо по ночам сиди за учебниками. И все–таки главная головная боль всех студентов курса была сдача текстов по английскому языку. Здесь Сергею «повезло». Интеллигентная, чудом выжившая в ленинградскую блокаду, Цецилия Марковна, знавшая его еще с вечернего отделения, обожала его за то, что он вполне прилично знал английский. И в школе, и в университете он занимался языком с удовольствием. А вот со стороны других преподавателей Сергею не было никакого снисхождения. Накапливались пропуски занятий, так как комсомольская работа затягивала его в себя все больше…